Встав из-за стола, после съеденного воздушного суфле с сиропом из красной смородины и чашки кофе, она отправилась в туалетную комнату.
Давешний мужчина, разглядывавший её так пристально час назад, сидел в кресле и просматривал газету. Увидев Анну, он поднялся и, бросив быстрый взгляд в зал, не видит ли барон, подошел к ней.
- Бон джорно, синьора.
Аня вздрогнула. Неожиданно она вспомнила этого человека. Эти пошлые французские усики, этот черный ощупывающий взгляд. Журналист из какой то парижской газеты. И она с ним виделась однажды мельком в ресторане… в ресторане… В «Метрополе». Вот в каком ресторане. Она была там с Таубкиным. И судя по хитрющим глазкам этого господина, он это тоже вспомнил.
- Простите? - Она непонимающе взглянула на господина. – Что вам угодно?
- Вы меня не помните? – Француз перешел на русский язык. – Нас познакомил наш общий друг Геннадий.
Аня почувствовала нарастающую панику. Ничего угрожающего не было в словах мужчины, но то, что он её видел в обществе полковника КГБ и, судя по глазам, в которых светились ум и хитрость, от него нужно ждать неприятностей.
- Я помню, - неожиданно даже для себя самой сказала Анна, и поинтересовалась замороженным арктическим голосом, – что вам угодно?
- О какой холодный тон. Нехорошо таким тоном говорить со старыми друзьями, тем более, с теми, которые знают вашу маленькую тайну.
- О какой тайне вы говорите?
- О вашей нежной дружбе с высшим офицером КГБ.
- Это глупый шантаж. – Засмеялась Аня, но посмотрела на него рыжими глазами злой рыси. Она уже поняла, что этот господин постарается причинить ей неприятности. Он, помнится, ей активно не понравился уже тогда, в «Метрополе». Сейчас же она почувствовала, что господинчик этот чрезвычайно опасен, подл и почему-то еще она поняла, что он не только журналист. Вернее, журналистика не главная его работа. Главная деятельность – шпионаж. Или об этом ей тогда сказал Таубкин?
Боже, прошлое никогда не оставит меня в покое.
Она повернулась, чтобы проскользнуть в дамскую комнату, но француз удержал её за руку.
- Мы не договорили.
- Я нежелаю с вами разговаривать. Отпустите мою руку, мне больно.
- Ты, крошка, не поняла, что в моей власти причинить тебе кучу неприятностей. Будь умницей, выслушай меня. У нас могут быть очень хорошие и взаимовыгодные отношения.
- Не надо мне угрожать! Ну что вы можете мне сделать?
- Для начала открыть барону глаза на вашу загадочную личность.
- И что же мне будет за это? – Усмехнулась Аня, чувствуя, тем не менее, нарастающую панику. - Меня с бароном ничего не связывает, кроме вот этого обеда. К вашему глубокому разочарованию, я слишком хорошо знаю правила игры, и знаю, что принцы, герцоги, бароны только в книжках женятся на прислуге – некрасивой гувернантке или домработнице, вроде Золушки. А в реальной жизни этот красавец барон мечтает всего лишь затащить меня в койку, получить удовольствие и… оре вуар.
- Серьезно? Я видел, как он на вас смотрит и мне ничего не надо объяснять. Он смотрит влюбленными глазами. И потом он независим, талантлив, богат и сам все решает. Достаточно его немного распалить и он сделает предложение. Я журналист, начинал с судебной хроники. С убийств от страсти, мадам. И не раз видел это безумное состояние, когда мужчина теряет контроль над своими чувствами. Как это будет по-русски? Старого птичка на соломе не проведешь. – Он нагло оглядел её, глазами буквально ощупывая тело. - Вы недооцениваете себя. Только пожелайте, и он будет ваш. Но барон слишком лакомый кусочек для агента Кремля.
- Пошел к черту. - Отчеканила Аня. – И если я – агент Кремля, как бы не стерли тебя в порошок мои коллеги, господин журналист.
Француз опешил. Ничего себе наглость! Она смеет угрожать ему. А он-то думал, что дама струсит. Испугается разоблачения. Он хотел запугать девушку. Сделать её куклой в своих руках. А себя всесильным кукловодом.
Но должен же он был получить компенсацию, что годы потратил на эту женщину. Он нюхом ищейки почувствовал, что она скоро станет женой барона. А там и деньги. И высший свет. Она живо поможет ему туда пробраться… Потому что все равно струсит. Одно уличная плясунья, своя среди отребья – хиппи, наркоманов, художников-извращенцев. Другое дело – жена барона.
Аня презрительно повернулась в нему спиной и, проскользнув в дамскую комнату, там рухнула на мягкую кушетку.
- Всё кончилось, ещё не начавшись. Откуда он возник? Почему наши пути пересекаются уже во второй раз?
- Что делать? Что же делать? – Спрашивала себя Аня, чувствуя нарастающую панику. - Этот тип опасен. Это тебе не стареющая немка с неповоротливыми мозгами. Господи, «какой проклятый, проклятущий день», сказала бы няня Джульетты, уроженка этих мест.
Так ничего и не придумав, она поднялась, взглянула на себя в зеркало и поразилась – она была бледна, на что Алекс сразу же обратит внимание. И что она ему скажет? А скажет, что внезапно разболелась голова, и попросит отвезти её в какую нибудь недорогую гостиницу.
Отдохнув, она что нибудь придумает.
Выйдя из туалета, Аня не обнаружила француза в холле, но кожей спины чувствовала взгляд его черных блудливых глазенок.
Вернувшись на террасу, опустилась на стул и сказала:
- Я себя плохо почувствовала, отвези меня в гостиницу, мне нужно полежать. – И, спохватившись, добавила. – Обед был просто чудесный. Я получила огромное удовольствие.
Алекс удивленно рассматривал её лицо – еще двадцать минут назад розовое, с веселыми блестящими глазами, светящееся нежными красками жизни оно осунулось и побелело.
Выходя из клуба, Аня не смотрела по сторонам, она кожей чувствовала взгляд шантажиста и понимала, что он временно отступил. Но не надолго. Он быстро её найдет и снова станет ломать. И если не сломает, не заставит работать на себя, дергаться на его нитках, совершит какую-нибудь подлость.
Вот чем обернется мимолетная встреча в Московском ресторане. Аня не могла знать, что он был ее черным ангелом-хранителем все эти годы.
Гостиница была маленькая, чистая, уютная. Построенная еще в восемнадцатом веке и звалась «Вилла риба». Мозаичный пол был украшен изображением трех летящих над волнами дельфинов. Видимо, тогда ещё не знали, что дельфин – не рыба.
В комнате размером метров в пятнадцать стояла большая, изъеденная жучком-точильщиком кровать со свежайшими простынями, имелся и крохотный балкончик с цветущими петуньями в терракотовых вазонах, небольшой душ и унитаз. Никаких излишеств, но эта комната и была рассчитана на туристов, которые целый день проводят вне её, а приходят в гостиницу только ночевать.
Она приняла душ и быстро легла в постель.
- Этот тип не отстанет от меня. Он владеет информацией, он отлично помнит, что видел меня в обществе полковника КГБ. Стоп. Откуда он знает, что тот полковник? Полковник в мундире не светился никогда. Да им не положено, тайная полиция все же. Вряд ли он французику называл свой чин, если только тот сам не работает на эту контору, и лично не связан с полковником.
Тогда мне нечего бояться. Это ему нужно меня бояться… Нет, не правильно, он не назвал его звания. Сказал, что с высшим офицером КГБ. Встретил в ресторане. Но я бывала во многих ресторанах. С Сандро. – И снова при звуках этого имени в сердце возникла тупая боль. - Что конкретно он может мне предъявить? Что я, какое страшное слово, убила полковника КГБ. Но откуда он может это знать? Не по всесоюзному же телевидению об этом объявили. Он может это знать, только если сам сотрудничает…
Наша песня хороша, начинай сначала. Меня-то готовили тайно для определенного дела, и никаких бумаг я не подписывала.
Чушь. Этому типу достаточно намекнуть, где надо и что надо, и меня начнут трясти как грушу. И что они мне предъявят – нелегальное проживание по фальшивому паспорту? – Аня прикусила губу. - И этого достаточно. В лучшем случае посадят здесь. В худшем - передадут СССР.
Так ничего не решив, она крепко уснула. В окно лились ароматы начавшего увядать сада, воздушные потоки с гор несли прохладу, а ближе к полуночи в комнату заглянула белая таинственная луна. Её свет упал на кровать, где спала девушка, и растревожил её сон. Аня зашевелилась, заметалась по кровати.
Снова она была в том доме на заснеженном рижском взморье. Ярко пылал камин, обдавая её жаром, и она стала снимать с себя одежду – сначала свитер, потом брюки, майку, колготки, трусики. Оставшись совершенно обнаженной, она бросилась ничком на мягкий медвежий мех. Откуда-то полились волшебные звуки Болеро, ритм все нарастал и нарастал, подстегивая чувства. Аня задрожала от желания, оно горячей волной пробегало по коже, вспыхивало искорками в волосах, кололо ледяными иголочками ноги. Она была готова к любви и ждала своего жениха.
Не скрипнув, отворилась дверь и в комнату проскользнула высокая фигура в черном шелковом плаще с капюшоном. Лица вошедшего Аня видеть не могла, но ей это было и не нужно, она и так знала, что это – Сандро. Они были одни в тишине этого заснеженного сада, в яркой зелени елей, в сверкающем хороводе сверкающих на солнце яблоневых веток. Снег был на всем – пушистый и легкий - на скрученных как веревки, побегах старого девичьего винограда, оплетавшего весь дом до самой крыши.
Высокая фигура в черном плаще приблизилась и Аня, волшебно раскрывшись, освещенная только всполохами каминных огней, протянула к ней руки. Но Сандро не спешил скинуть свой странный наряд и молча возвышался над девушкой. Она не выдержала сладкой пытки и резво поднялась. Она протянула руки, чтобы откинуть капюшон и увидеть лицо любимого, но две крепкие квадратные ладони отвели её руки. Она удивленно отпрянула. У Сандро были тонкие руки с длинными аристократическими пальцами. И пахло как-то странно. От высокой фигуры в черном исходил тяжелый мускусный запах.
Аня выдернула свои руки из лапищ пришедшего, и быстрым движением скинула капюшон. На неё, глумливо улыбаясь, смотрел француз. Но он не был живым. Аня сразу же поняла это – белое, без единой кровинки лицо, пустые, не выражающие никакой мысли глаза. Эти глаза больше всего испугали Анну – в них не было видно никаких человеческих чувств – ни радости, ни горя, ни веселья или злобы. Они были пусты и мертвы.
Страх, удушливый, липкий страх, залил её душу.
Закричав от ужаса, Аня схватила первое, что попалось под руку, и ударила эту фигуру по голове кочергой…
…Очнувшись, она поняла, что этот сон будет теперь преследовать её по всюду. Слишком он был ярким и запоминающимся. Сердце бешено колотилось, и она долго не могла его успокоить. Она снова пережила этот ночной кошмар почти так же ярко, как и страшные события в тот вечер, три года назад.
Едва вырвавшись из СССР и почувствовав себя в относительной безопасности, она запретила себе вспоминать ту ночь. Она загнала воспоминания в самый дальний и темный уголок своей души. Она поместила память об этом рядом с воспоминаниями о палаче Храпове, его дочери Эльвире – существе без души. В этом же закоулке валялись обрывки памяти о том, как однажды девицы из класса постарше разъяренные, что она получила первый приз на конкурсе молодых дарований за танцы, кучей избили её, порвав и безнадежно испортив платье из крепдешина, расшитого бисером и блестками. Над шитьем которого, мама с Ларой просидели не один вечер.
И тут Аня поняла, что загнанные в подсознание страх и мифическая вина будут постоянно отравлять ей жизнь. Она мучается чувством вины, потому что убила человека. Невольно, превысив предел самообороны, случайно, но… С виной ничего не поделаешь! Она будет, как ржавчина металл, постепенно разъедать душу. Пока не превратит в труху.
Аня встала, включила свет и подошла к зеркалу над комодом. Зеркало было старое, потускневшее, и на молодую женщину из него на Аню посмотрела почти старуха. Серое лицо, тусклые глаза – лицо несчастливой женщины бездарно промотавшей свою жизнь.
- Нет! Нет! Нет! – Сказала с силой Анна. – Я не позволю себе такой роскоши, как беспрерывное чувство вины. Я не виновата! Он своей машиной, на недозволенной скорости, мчавшейся по переулку едва не убил меня, потом незаконно лишил свободы, угрозами заставил выполнять свои преступные приказы, разлучил с семьей и любимым, и, наконец, попытался изнасиловать, чувствуя свою полную безнаказанность.
Но я не хотела убивать! Я всего лишь защищала свою жизнь и человеческое достоинство, право самой распоряжаться своим телом, наконец.
Но чувство вины, запрятанное глубоко-глубоко, подобно невыпущенному вовремя гною, осталось отравлять душу.
Предприняв безнадежную попытку примириться с непримиримым, Аня вернулась в кровать и проспала до утра уже без сновидений.
Автор Яна Асакдова
Свежие комментарии