Эти гастроли были самыми тяжелыми: два месяца Поволжья, жары, духоты зала, обморочного солнцепека. Было ощущение, что ты грязный и липкий, и никакой тепловатый душ не спасал.
Мы гуляли вечерами по набережным, смотрели на огоньки плывущих теплоходов, пили легкое вино на балконе гостиницы сталинской постройки, мягко ступали по ковровым дорожкам, расходясь по номерам – продолжать до рассвета.
Спектакли шли вяло, хотя публики было много, но артисты часто путали текст от усталости, кордебалет не слышал дирижера, хормейстер охрип, а прима и вовсе лежала со сломанной ногой.
Марина скучала по дому, маме и коту, её удручало пьяное шатание и преферанс, грубые мужчины с их пошлыми шутками и громким стуком в гостиничный номер за полночь. Тогда она влюбилась, чтобы оправдать свою жизнь в искусстве, и решила, что любима тоже. Женщины всегда путают. Стереотип «спит – значит любит» был прочно вбит почти в каждую хорошенькую головку.
Объектом любви был артист, вполне заслуженный, чтобы стать народным, красивый, еще не потрепанный жизнью и бесконечными браками, но хорошо и шумно пьющий, страдающий от невостребованности в «совке» и ждущий приглашения из Голливуда.
Пока ждал – играл, и часто. Получал много. Снимали его охотно за фактуру, пластичность, умение на штампах дать новый образ и за особый шик, который нравился женщинам-режиссерам.
Марину он любил тогда, когда был пьян, когда нужно было сходить-слетать-сбегать-подать, а это нужно было часто. Артист, не стесняясь, переехал в её номер, и она отвечала на звонки, гладила его рубашки, дожидалась его со спектаклей и концертов, которые кончались застольем и очередным провинциальным романом на ночь.
Ей казалась, что он видит её жертвенную любовь и обязательно переменится. Ну, не сегодня, так завтра.Ожидая его, она боялась даже покинуть номер и, спасаясь от жары, пила холодную минеральную воду из высокого стакана. Марина бросала туда вишни, они всплывали вверх, словно их вытаскивали на поверхность крошечные пузырьки воздуха. Больше развлечений не было. Книг Марина не читала.
Дождавшись артиста, она раздевала его, становясь на колени, стаскивала с него кроссовки и джинсы и воображала себя Золушкой. Ночью она лежала рядом, глядя, как расчерчивают потолок уличные фонари, и мечтала.
Артист дышал перегаром, стонал во сне и просил пить. Пил жадно и тут же засыпал. Вишни падали из стакана на кровать и к утру простыня была в темных, «кровавых» пятнах. К концу гастролей Марина не мыслила жизни без него, пила шампанское бутылками и уверенно ругалась матом.
Он ушел из её номера утром, забыв носовой платок в клетку, и в тот же день улетел на съёмки. Она проплакала весь путь до аэропорта и продолжила плакать в Москве. Артист умер на съёмках, легко, во сне, оставив любящей жене детей, а Марине – носовой платок. В клетку.
Текст_Дарья Гребенщикова
Свежие комментарии