В европейские Средние века – «бестелесное» время, поскольку самым главным становится душа и ее спасение после смерти – сексуальными отношениями, как и всем комплексом этических норм, правит церковь. Именно она задает правила поведения людям, подавляющее большинство которых было безграмотно, – от постели до алтаря.
Часто на Средневековье смотрят как на «темные века», что неверно. Оставляя в стороне экономическую неразвитость и пресловутую негигиеничность Средних веков, следует помнить о богатой литературе, веселых праздниках и юморе того времени, которые вполне уживались с отречением от мира, монашеским аскетизмом, телесными самоистязаниями во имя духовных поисков.О сексе в Средневековье знали и говорили не меньше, чем в Европе Нового времени, и уж точно больше, чем, например, в елизаветинской Англии, где считалось крайне неприличным для женщины проявлять какие-либо эмоции во время занятия любовью (она должна была думать о Христе), или в XIX веке, когда тема женского оргазма или его отсутствия была фактически под запретом (до появления психоанализа).
Тело женщины – маленькая церковь из крови и плоти, где должен возникнуть свой маленький Иисус, чтобы потом соединиться со Спасителем. И поэтому классический секс, ведущий к зачатию, – а «всякое зачатие от Бога» – это молитва о новой жизни, исполняемая гениталиями. Следуя этой логике, tergo (анальный секс) – вход не в церковь для совершения молитвы, а в катакомбы, где прятались первые христиане, часто принимавшие мученическую смерть от римских язычников.
При этом одна из любимых тем Средних веков – женская похоть, лукавство и непостоянство. В любой женщине живет библейская Ева; искушенная змеем, она отправила будущее человечество из Эдема на грешную землю. В многочисленных поучительных историях (exempla), рассчитанных на простой люд, рассказываются случаи прелюбодеяний и обманутых мужей, доверившихся своим распутным женам. Для большей наглядности классические истории о женщинах-блудницах изображались на капителях церкви, как это было во Франции, которые мучились в аду среди змей и жаб, сосущих их соски. Средневековые распутницы – это во многом реминисценции древнееврейского мотива об иерихонской блуднице Раав, пустившей к себе соглядатаев, что ее привело к предательству своего племени.
Важно и то, что Средневековье не было временем лицемерия и ханжества. Те же священники не говорили людям того, во что сами не верили, и не запрещали заниматься сексом, хотя поощряли секс репродуктивный. Существовали медицинские трактаты, которые описывали, как избежать выкидыша, что не следует делать беременным, равно как и избежать нежелательной беременности.
В ренессансных еврейских сочинениях, как в том же «Шульхан Арухе» (руководство по практической Галахе) Йосефа Каро, за которыми стоит долгая традиция талмудических рефлексий на сексуальную тему, подробно описываются самые разнообразные ситуации, в том числе и те случаи, когда оральный секс необходим. Так, если мужчина впал в стеснение во время любви, или же у него не происходит должной эрекции, женщине дается совет помочь партнеру оральными ласками, но без окончания, так как семя должно попасть только в ее лоно. Интересно, что традиционный иудаизм запрещает утренний секс на том основании, что эрекция утром является ложной, вызванной кознями Лилит – первой жены Адама, ставшей, согласно Каббале, злым демоном (имя Лилит имеет четкое шумеро-аккадское происхождение, по-аккадски лилу – «ночь»). Однако в редких случаях менее традиционно настроенные раввины допускают успокоение утренней эрекции оральным путем, если женщина достаточно искусна и знает, что именно нужно сделать для разруливания такой ситуации.
Лилит – обманщица и демоница; она воплощает искушение, чистое удовольствие, она обманывает мужчину, вытягивая из него либидозную энергию, направленную в никуда. В «Трактате о левой эманации», сочиненном в XIII веке братьями Исааком и Иаковом Коэнами из Кастилии, Лилит описывается как манифестация злого начала, она отводит мужчин от их жен, заставляя предаваться фантазиям, не связанным с деторождением, и с этой точки зрения, у нее много общего с оральным сексом – Лилит является его аллегорией, – который, будучи доведенным до конца, тоже есть зло.
Средневековую Европу населяли ведьмы, за которыми в конце этой эпохи начнется охота. Ведьмы устраивали шабаши, вступая в связь с демонами и разной прочей нечистью. Точное происхождение слова «шабаш» остается спорным, одна из гипотез относит его к имени фригийского божества Сабазия (Σαβάξιος), функции которого сходны с Дионисом – богом распущенности, разврата и безумства. Кажется тоже не случайным, что в исландской «Эдде» ведьмы называются queldridha (ночные всадницы), что опять же подчеркивает их «лилитскую», ведовскую генеалогию. На шабашах возможно все, что может себе позволить человеческая фантазия, и ведьмы, после официальной части церемонии с обязательным osculum infame (поцелуем в зад) Магистра, он же Дьявол, с энтузиазмом предаются танцам и оргиям с анилингусом и оральными ласками со своими демоническими партнерами, о чем рассказывают средневековые тексты и миниатюры, посвященные этому сюжету.
Шабаши, Вальпургиева ночь у германцев, праздник Ярилы у славян и т.п. – сексуальные карнавалы, где происходит полный сброс социального с его иерархиями «верха-низа» и, соответственно, космического порядка, позволяющего контролировать зло. Известно, что на средневековых шабашах попирались все заповеди Христовы, и ради этого оргии сопровождались неудержимым обжорством: часто ели отбросы и гнилое мясо, соль на столы не подавалась из-за ее христианской символики. Перед началом действа, Магистр должен был освятить левой рукой «паству» и трапезу, затем делались подношения королеве шабаша, которую выбирал сам Магистр. На ведовских процессах в южной Франции ведьмам, среди прочего, вменялось в вину «использование рта в качестве вагины», что католическая церковь считает греховным. Пыточные орудия, которые применяли к ведьмам на допросах, были одинаковыми для влагалища и рта женщины.
Рот нужно использовать для еды, следовательно, для поддержания жизни, вагину – тоже; переворачивание этих функций, «снижение» рта до уровня вагины воспринималось как угроза вертикали, установленной Богом. Аллегория падения из Эдема на землю, и соответственно – повторение главного человеческого греха.
В эпоху, которую принято называть «Ренессансом», когда средневековая вертикаль перестала кого-то волновать, к оральным ласкам начали относиться терпимее, хотя еще в 1325 году, на самом излете Средних веков, флорентийский закон предписывал наказывать своих гомосексуалистов (содомитов) кастрацией, а иностранцев, вступавших в связь с местными подростками, – сожжением на костре. Однако принявших смерть на костре за эти удовольствия, кажется, не было. Что понятно: Ренессанс, кроме «нового старого» искусства, возвращения к античным моделям и язычеству, новой литературы и переоткрытия тела, был временем расцвета гомосексуальности.
Среди художественных элит Венеции или Флоренции (Донателло, Боттичелли, Леонардо, Микеланджело и многие другие), как, впрочем, и в рабочей среде, никто особенно не считал зазорным иметь отношения с партнерами своего пола. Во Флоренции гомосексуальные связи достигли таких масштабов (порядка 17 тыс. мужчин были замечены в этом), что в 1432 году пришлось учредить специальный «Ночной дозор» (Ufficiale di notte), который просуществовал чуть больше семидесяти лет и занимался расследованиями дел, связанных с однополой любовью. Правда, была еще одна причина такой ее популярности – чума, выкосившая в городах в начале XV века огромное количество народа, после чего на секс только ради удовольствия снова стали смотреть косо. Мужи постарше выбирали себе юношей или мальчиков – те, кого флорентийцы называли fanciulli, – некоторые из которых иногда становились их протеже. Источники, доступные сегодня благодаря делам «Ночного дозора», описывают эти отношения в терминах активного (agente) и пассивного (paziente) партнерства. Пассивный партнер тоже делился на пассивного по «принуждению» и по «доброй воле». Однако в обоих случаях документы описывают последнего как человека, «теряющего свою честь» (se foedare).
Флорентийцы, точнее флорентийские законодательства, понимали содомию шире, чем это делается сегодня: к содомии относили не только анальный секс, но и фелляцию, за которую активный партнер нес такую же ответственность. Так, например, один из документов рассказывает историю Лоренцо ди Франческо Убертини, который сознался в том, что имел оральный секс с шестидесятичетырехлетним Антонием ди Никколо де Нобили, который эякулировал ему в рот. Похожий случай произошел в 1496 году с шестидесятилетним Никколо Дантонио, который принудил к фелляции девятилетнего мальчика, попросившего у него милостыню. Сами флорентийские активные, как правило, смотрели на занятия фелляцией со своими юными партнерами не как на «удовольствие для себя», а наоборот, как на прием, чтобы доставить удовольствие субординанту. Это раскрывает другую интересную сторону ренессансной чувственности (если считать, что документы «Ночного дозора» верно отражают реальность): фелляция и анальный секс были своеобразной полифонией, которая исполняется на теле как на музыкальном инструменте. Отмечу, к слову, что полифония начнет бурно развиваться примерно в это же время благодаря творчеству итальянского композитора Джованни Палестрина, известного своими мессами и мотетами. К сексуальной полифонии можно отнести и «Декамерон» (1353) Боккаччо, где в одной из новелл муж, заставший жену за занятием любовью с другим, вместо сцены ревности с энтузиазмом к ним присоединяется, что образует эротическое многоголосье.
Не следует думать, что итальянские женщины, как и другие европейки того времени, пренебрегали интимной дружбой друг с другом. Уже в середине XIII века во Франции свод законов под названием «Книга справедливости и исков», вполне толерантно относившийся к проституткам, предписывал крайние меры для смельчанок, занимавшихся однополой любовью – костер. Несмотря на такое суровое отношение, интимная близость между женщинами никуда не девалась, причем она практиковалась как в монастырях, так и в среде мирянок.
Известен случай, произошедший с шестнадцатилетней замужней женщиной по имени Лоранс и ее знакомой Жанной, тоже замужней. Согласно свидетельствам, в 1405 году Жанна предложила Лоранс быть ее возлюбленной, пообещав ей доставить много приятного; та согласилась, не увидев в этом ничего плохого. Жанна привела Лоранс на сеновал и, «забравшись на нее словно мужчина», обхватила ее своими ногами так, что их лобки терлись один о другой. Лоранс не скрывала, что ей было очень приятно.
Другая история произошла в немецком городке Шпайер, куда пожаловала Катерина Хетцельдорфер со своей «сестрой». Как позже выяснилось на суде, Катерина пришла в город в мужской одежде, которую она предпочитала женской, а сестра оказалась ее сексуальным партнером, которому, как и некоторым другим женщинам до нее, Катерина давала деньги за молчание. Опрошенные судьями «сестры» рассказывали: иногда Катерина была агрессивной, кусалась и лишала девушек невинности, но чаще она вела себя как «хороший мужчина <...> ее язык и указательный палец, которые все делали лучше мужского органа, доставляли нам больше удовольствия». Не чуралась Катерина и игрушек для взрослых. По свидетельству одной из ее партнерш, она смастерила искусственный пенис из гусиного пера, хлопка и деревяшки, закругленной с обоих концов, которую даже покрасила в красный цвет. При помощи этого инструмента Катерина могла заниматься любовью сразу с двумя женщинами.
Известно, что изображение женских гениталий в классическом искусстве встречается крайне редко. Они были предметом частого скульптурного воплощения в эпоху глубокой архаики (так называемые «палеолитические Венеры») и вернулись в искусство уже во второй половине XIX века.
Леонардо да Винчи жил в то время, когда влагалище было вне предмета изображения, и даже не из-за каких-то цензурных соображений. Вероятно, по причине своей компактности и художественной «невыразительности» оно казалось неинтересным объектом. Если архаическое искусство фокусировало свое внимание на функциональной стороне женского тела (это же касается и фаллических изображений), то Ренессанс, при том, что это было время публикации первых научных учебников анатомии, интересовали эстетически совершенные формы – формы, явленные в пространстве, которые можно «подержать в руках».
Это же касается архитектуры и скульптуры ренессансной эпохи в исполнении, например, того же Филиппо Брунеллески или Донателло. Мы хорошо помним его барельеф мраморного балкончика собора в Прато, который Донателло изваял в 1434 году, с танцующими и играющими на музыкальных инструментах детьми. Радость жизни и телесный эротизм показан именно через динамическую форму, точнее – выдан нам в качестве таковой.
Да Винчи любил юнцов, в их число входил Джакопо Сантарелли, который в какой-то момент был моделью художника. Одна из загадок «Джоконды» (1503/04) – ее рот, слегка задетый улыбкой, смысл которой искусствоведы и психологи разгадывают до сих пор.
Одна из версий, получившая определенное признание, состоит в том, что в неаполитанке Лизе Герардини зашифрован автопортрет Да Винчи, другая – что картина изображает мать художника, в которой соединяются обе женщины, коих он считал своими матерями – Катерина ди Липпи, биологическая мать, и Альбиера Амадори, воспитавшая Леонардо. Другая же расшифровка полотна такова: кем бы ни была «на самом деле» Джоконда, она символизирует чистое сексуальное наслаждение, как его понимали во времена Да Виничи, и как его видел сам художник. Ее улыбка – изображение женского «верха» и «низа», двух анатомически разнесенных labia, но соединенных вместе символически и данных глазу через сфумато[1]. Вертикаль больше не уходит в бесконечность, напоминая путь-тоннель, из которого нет и не может быть выхода – как это было в Средневековье, – а смыкается сама с собой.
Свежие комментарии